В этом краю не ощущалось присутствие Реки Мира. И, скорее всего, где бы она не протекала, то была еще такой мелкой, что её могущества не хватало для подкрепления данной клятвы.

Но почему-то Хаджар поверил волшебнику. Причем поверил куда проще и охотнее, чем если бы он, ко всем демонам, хоть весь был бы объят золотым пламенем клятвы на крови.

Ну а еще Хаджар внезапно понял, что то, чем весь Безымянный Мир пользовался как непреложным обетом, когда-то являлось простым ритуалом. Ритуалом, скреплявшимся лишь одним — честным словом.

Что там говорил Хаджар про социальный прогресс?

— Меня зовут Хаджар Дархан, Ветер Северных Долин.

Горшечник отшатнулся. В его руках возник резной посох с множеством волшебных рун. Хаджар уже успел пожалеть о своем решении о схватиться за рукоять Синего Клинка, но так же быстро как возникнуть, посох исчез, а Горшечник вновь выглядел ожившей тенью.

— Я попрошу тебя, незнакомец, не называть больше своего имени. Я не знаю, кого чтят в твоем времени, но в моем никто не называет своих детей именем Черного Бога.

Черный Бог… видимо так до падения называли Черного Генерала.

Они опять замолчали. И на этот раз первым его нарушил Хаджар.

— Вы сказали, мастер, что, вы призвали нас себе в помощь.

— Я не говорил, что призывал кого-либо, — поправил Горшечник, но, немного подумав, добавил. — Хотя, возможно, ты и прав. То, что я заглянул в книгу тысячи, могло привести к парадоксу, в котором мои действия стали причиной моего желания узнать грядущее, что выразилось в вашем появлении в этом времени и…

— Прошу прощения, что перебиваю вас, мастер, но я простой воин и ваши слова мне так же не понятны, как способ вернуться обратно.

Горшечник замер. Хаджар не видел его глаз, но чувствовал, как они прищурились в едкой насмешке.

— Что за простой воин, что изъясняется, как аристократ и в ком я чувствую непонятную мне магию, которая магией и не является. Не будь я уверен, незнакомец, что это не принесет мне никакой пользы, я бы уничтожил твой разум прямо на этом месте, после чего занялся бы препарированием твоего тела и духа, чтобы найти ответы на свои вопросы.

Нельзя было забывать — Горшечник — это не сказочный добрый волшебник. Высокое Небо и Вечерние Звезды, да Хаджар вообще не помнил, чтобы в Безымянном Мире водились истории про добрых, сказочных волшебников.

Скорее про лживых, хитрых и опасных. И если не будешь с ними осторожен — потеряешь жизнь или еще чего подороже.

— Впрочем все это не важно, — Горшечник вернулся обратно к своему камню. Он не взмахнул рукой, ничего не сказал, но туман расступился, облака ушли с неба и открылся свободный вид на серый замок, стоявший на горном пике. Выглядел он явно лучше, чем то, каким его застал Хаджар. — Мне нужна помощь в этом, Хаджар. Не знаю, что известно тебе из легенд о прошлом, но мне нужно то, чем владеют Радужные Эльфы.

Хаджар в который раз промолчал. Горшечник ненадолго повернулся к нему, а затем вновь устремил свой взор к замку.

— Вижу, что ты не поддерживаешь меня… значит знаешь достаточно, чтобы понимать, что то, что я хочу совершить, нельзя назвать праведным поступком. Да, Радужные Эльфы не сделали никому ничего плохого. Они просто обладают тем, что нужно мне. Я просил их поделиться этой силой, но в ответ лишь получил то, что они не могут ей поделиться, ибо эта сила разрушительна в неправедных руках. А скажи мне, Хаджар, если такая сила, что не будет разрушительна в любых руках?

Очередной риторический вопрос и очередное молчание. Хаджар думал, что сможет задать Горшечнику тысячи вопросов, узнать больше о… да обо всем. Понять смысл своего здесь появления. Но нет.

Он лишь в очередной раз увидел перед собой разбитого человека, сломленного реальностью Безымянного Мира.

— Ты не поддерживаешь меня, но и не осуждаешь… понимаешь меня.

— Да, — коротко ответил Хаджар.

Он понимал Горшечника. Понимал прекрасно. Потому как если бы там, в этом проклятом замке, лежал бы артефакт, способный освободить Аркемию и его нерожденного ребенка от ледяного плена, то его бы не остановили ни Радужные Эльфы, ни сотни святых с детьми и стариками в первых рядах.

Просто потому, что нельзя забывать, что Хаджар тоже не был тем горем, о котором пели барды. Он вообще не был героем. Скорее наоборот.

Просто слишком живучим монстром.

— Что же — тогда такая у нас складывается сделка, Хаджар, — Горшечник поднялся с камня и замок вновь затянули тучи. — Вы, вместе с человеком пустыни, поможете добыть мне артефакт, а я, в свою очередь, верну вас обратно в вашу реальность.

Хаджар вздохнул. Ну хоть что-то, хоть когда-нибудь в его жизни будет складываться, как задумано?

Глава 1674

— Ты понимаешь, насколько это безумно звучит? — прошипел Шакх.

Хаджар всегда удивлялся умению жителей пустынь так натуралистично пародировать змей.

— Ладно, ладно, не смотря на меня так, варвар. Ты понимаешь.

Хаджар только развел руками.

Уже второй день они сидели в этом проклятом лагере, наполненном живыми призраками. И вовсе не потому, что здесь собрались люди, которых в скором времени Горшечник превратит в жутких монстров, обреченных на скитание в топях Эглхен. Нет, все потому, что здесь все и все уже давно погибло. А если верить волшебнику…

— Получается мы здесь уже были, — выдохнул Шакх так, будто его только что осенило. — может поэтому Шенси рассказал тебе другую версию истории?

Хаджар едва воздухом не поперхнулся. С этой стороны он на проблему почему-то не смотрел.

— Если он изучал летописи Сумеречной Секты, построенной на развалинах замка Радужных Эльфов, — Шакх начинал говорить все быстрее и быстрее, будто боялся, что может не успеть догнать словами собственную мысль. — то мог встретить в них упоминание нас с тобой — опять же, если верить Горшечнику, а этому древнему монстру не верить у нас вообще причин нет. Получается, что все это время, что ты в его отряде, он все время знал, про твою связь с прошлым, Сумеречной Сектой, Эглхен и прочим.

Хаджар просто смотрел на небо. Такое спокойное и безмятежное. Вот бы и его жизнь походила на него. Дом, жена, пара детей, несколько кур и корова. Разве много надо для счастья.

— И вообще, Хаджар! — Шакх вскочил на ноги. Если раньше в его взгляде читалось озарение, то теперь оно сменилось гневом, едва ли не ненавистью. — Все то, что мы пережили с тобой в Море Песка, все то… что пережил я после! Наши погибший друзья и родные, все злоключения, все, что было! Ты понимаешь?! Понимаешь?! Оно ведь было до того, как мы сюда перенеслись! А если бы… если бы хоть что-то сложилось иначе. Если бы мы не отыскали Библиотеку. Или кто-то из нас потерял бы возможность к развитию или… кто-то выжил из близких нам и мы, как Эйнен, остались бы доживать свой век, то… ничего бы этого бы не было.

Шакх, под грузом осознания всей скупой иронии происходящего в Безымянном Мире, рухнул обратно на пень. Он обхватил голову руками и слепо смотрел в костер.

— Если бы она выжила в той клятой аномалии… — прошептал он. — я бы не оказался здесь. Да даже если бы я просто отказался туда отправиться, то… я бы не оказался здесь… но я здесь уже был, Хаджар. А значит, что она уже погибла…

Хаджар не знал, что сказать тому, кто только что понял, что вся его жизнь, все его решения, все то, что он считал делами рук своих, все то чем гордился, все то, чем стыдился, было лишь… парой записей в клятом свитке на Седьмом Небе. И проклятые боги, без судьи и палача, смеялись над тем, как смертные дергались в сплетенных ими сетях.

Бесконечный спектакль с мириадами актеров на потеху пары сотен зрителей.

— Книга Тысячи, — прошептал Шакх. — Вся моя жизнь… вся моя жизнь, варвар…

Хаджар поднял с земли кожаную флягу, оставленную кем-то у солдат, чей костер они с Шакхом заняли. Отпил. Как и тысячи эпох спустя, горло Хаджара обожгла крепленая брага. Хлебный вкус, смешанный с ягодами и дешевым спиртом. Слишком дерьмовая, чтобы смаковать, но отличная, чтобы забыться и уснуть, пропустив стадию опьянения. Лучший целитель для израненных в боях душ.